В поисках утраченного героя - Страница 19

Наколотив побольше гвоздей, я отправил текст в его последнее странствие и лишь тогда вздохнул с облегчением. Тошноты как не бывало; даже температура вроде как спала… А вот и благостная зевота… я залез под одеяло и заснул светлым сном свободного человека.

Наутро я чувствовал себя почти здоровым, но решил не рисковать и даже сходил в поликлинику за справкой, формально освободившей меня от Вагнера, университетских семинаров и старика Когана. Два следующих дня я безвылазно сидел дома, читал, смотрел старые фильмы по ящику и принципиально не подходил к телефону. Мне почти не мешали, лишь Вагнер заехал проверить, жив ли я, неодобрительно покрутил носом, увидев, что жив, и тут же попытался мобилизовать меня как симулянта на учебную тревогу; хорошо справка выручила. По словам равшаца, тело Арье Йосефа так и не обнаружили, и армия прекратила поиски по причине очевидной их бесполезности. Теперь дело перешло к службе безопасности, больше полагающейся на своих информаторов и на электронную прослушку.

Я твердо намеревался отдыхать как минимум неделю. Но уже вечером второго дня зашел Карп, принес деньги и, едва выпустив их из рук, поинтересовался, как скоро я смогу вернуться к старику Когану и его мемуарам. Деньги были честно заработаны, но взяв их, я отчего-то почувствовал себя неловко и, ненавидя себя за мягкотелость, стал договариваться на послезавтра. Как говорит в таких случаях презрительный садовник Питуси, кто фраером родился, тот фраером и помрет. Закрыв дверь за Коганом-младшим, я уже не смог вернуть прежнее пофигистское расположение духа: злился, слонялся из угла в угол, все с меньшим и меньшим успехом притворялся, будто не замечаю укоризненного вида отключенного телефона и наконец, сдавшись, включил и его, и компьютер.

Результаты оказались вполне предсказуемы: телефон немедленно отплатил мне серией неприятных звонков, интернетовская почта — серией неприятных писем. Деканат университета прозрачно намекал на то, что моя болезненность граничит с вопиющим нарушением дисциплины, бывшая жена возмущалась размерами алиментов, выход книги задерживался, издатель просил пока не вкладывать уже высланный чек, армейский друг приглашал на брит, а значит, требовалось кровь из носу наскрести денег на подарок…

Обычно в таких ситуациях я впадаю в некоторую рассеянность, подобно боксеру, на которого сыпется град ударов. По отдельности каждый из них, возможно, не так и силен, но уж больно их много, и все разом… — так что надеяться остается либо на гонг, либо на милосердного судью — не зафиксирует ли нокаут? Впрочем, и то и другое означает всего лишь временную передышку: в первом случае — короткую, во втором — длинную… — разницы, в общем, нет, поскольку так или иначе в конце концов забьют до смерти.

Итак, я рассеянно открывал мейл за мейлом, нечувствительно водил глазами по строчкам — угрозам, упрекам, колкостям, удалял не подразумевающие ответа сообщения и почти облегченно вздыхал, натыкаясь на невинный спам, неизвестно как просочившийся сквозь сито бдительного Гугла. О, как хочется в такие моменты, чтобы подобного рекламного мусора было побольше: по крайней мере, предложение купить виагру, нарастить детородный орган, а затем уже поехать на балет, живо напоминает о существовании иных, нетленных, героических, хотя и почти утраченных ценностей…

Неудивительно поэтому, что поначалу я отнес письмо, озаглавленное «В поисках утраченного героя», именно к этому прекрасному типу и уже совсем собрался было кликнуть мышкой по кнопке «Удалить», как вдруг сообразил: да это же он, мой болезнетворный текст! Явился — не запылился, вернулся — не навернулся, и как быстро!

Внизу, куда я посмотрел прежде всего, стояла подпись: Елена Малевич. Просто — «Елена Малевич», без каких-либо титулов типа «ответственный секретарь», «редактор отдела прозы» или «замзав по культуре». Странно… После обычных приветствий госпожа Малевич сообщала, что на внештатных началах помогает некоему тель-авивскому издательству отфильтровывать совсем уж беспомощную чушь из мутного потока приходящих по электронной почте рукописей. Она так и выразилась: «из мутного потока». Моя рукопись, жанр которой госпожа Малевич пока не может определить, поразила ее своей необычностью.

«Мне не хотелось бы, чтобы это пробудило в Вас ненужные надежды, — писала она. — Редакторы нашего издательства — люди весьма ограниченные, чтоб не сказать тупые. Не думаю, что кто-то здесь в состоянии оценить красоту и силу Вашего текста. Конечно, я переслала его, что называется, по инстанции, сопроводив при этом самой восторженной рекомендацией — чем черт не шутит? Но если смотреть на вещи реально, положительное решение кажется практически невозможным. Думаю, что Ваш замечательный пес Рокси не поставил бы даже конфетного фантика против килограмма телячьих сосисок на столь маловероятный исход.»

Вот этим она меня и купила — чего уж теперь скрывать… Элементарная логика самосохранения подсказывала, что я должен ограничиться формальной вежливой отпиской, а еще лучше — просто стереть это странное письмо. Ведь текст уже закончен, отправлен, похоронен — вот пусть и плывет теперь куда хочет, куда несут его в мутных потоках интернета погребальные ладьи моих безответственных мейлов! И вообще, «безответственных» — значит «без ответа». Нужно было всего лишь оставить послание госпожи Малевич без ответа — и все, точка. Но этот конкретный «конфетный фантик против килограмма телячьих сосисок» решил дело в неправильную сторону. Конфетный фантик этого превосходного образа перевесил многие килограммы резонных соображений моих телячьих мозгов.